Разница между философским и религиозным дискурсом не сводима к разнице между «рациональным» и «иррациональным». Философы — во всяком случае, античные, — рассуждают о божественном, спорят с традиционными представлениями о богах либо поддерживают и уточняют эти представления при помощи разнообразных герменевтических техник. С другой стороны, религия (а в этом номере речь пойдет в первую очередь о раннем христианстве) естественным образом включает в себя философию не только как определенный набор теоретических положений, но и как образ жизни, направленный к поиску истины и к соединению с божественным. Именно поэтому вопрос о соотношении «философского» и «сакрального» в Античности носит междисциплинарный характер: как понятие «божественного», так и понятие «философского» в той или иной мере определяют научный, поэтический и богословский дискурс.

Раздел «Исследования» открывается статьей И.В. Макаровой, которая посвящена сравнению действующего ума со светом в трактате Аристотеля «О душе». Хотя Александр Афродисийский отождествил деятельный ум с божественным умом из «Метафизики», уже в Античности этот отождествление оспаривалось, например, Фемистием. Подробно анализируя аристотелевскую аналогию со светом, автор статьи приходит к выводу об «иллюминативной» функции деятельного ума, на чем настаивали и такие интерпретаторы Аристотеля, как Фома Аквинский и Франсиско Суарес.

И.В. Пролыгина ставит вопрос о соотношении рационального и сакрального в рамках позднеантичной медицины. Опираясь на «доказательный метод», представляющий собой синтез логики и эмпирических наблюдений, Гален отвергал применение магических практик в медицине, однако не дистанцировался от так называемой храмовой медицины с культом Асклепия. Гален подчеркивает, что «благочестие» и рациональная медицина не исключают друг друга, однако при этом не ждет от Асклепия сверхъестественных чудес. Противопоставляя себя в этом отношении «ученикам Моисея», Гален утверждает, что бог не стремится к невозможному по природе.

Д.С. Бирюков обращается к судьбе философской категории «причастности» в учении Оригена. Автор показывает, что платоническая парадигма причастности лежит в основе богословской доктрины Оригена, в рамках которой выделяются дискурсы «природной» и «индивидуальной» причастности. Соединение праведных людей с Богом Ориген понимает именно как «индивидуальную причастность», зависящую от воли причаствуемого. Как показывает Д.С. Бирюков, богословское преломление темы причастности у Оригена было определено Вторым посланием апостола Петра.

В статье Т.Л. Александровой анализируется Гомеровский центон, создание которого связывают с именем императрицы Евдокии, жены Феодосия II. На нарративном уровне центон представляет собой парафразу евангельских событий, однако, как показывает автор статьи, его можно читать и на интертекстуальном, или философском уровне. Сюжеты Одиссеи, например, возвращение на родину, получают на этом уровне новое, «тайноводственное» звучание. Упоминание двух пещер в сцене брака в Кане Галилейской позволяет усматривать в тексте влияние неоплатоника Порфирия и его трактата «О пещере нимф», посвященного аллегорическому толкованию Гомера.

В разделе «Переводы» представлены гомилии Василия, еп. Кесарийского, и Августина, еп. Гиппонского. Оба текста свидетельствуют о прекрасном знакомстве их создателей с античной философской традицией. Перевод «Толкования на псалом 136» cв. Августина выполнен Полиной Семеновой под редакцией С.А. Степанцова. Гомилия свт. Василия Великого «Против гневающихся» переведена с греческого Анной Грюнерт под редакцией О.В. Алиевой.

В разделе «Рецензии» можно ознакомиться с откликами на недавно вышедшие книги Т. Оболевич («Семен Франк. Штрихи к портрету философа») и Б. Нойза («Malign Velocities: Accelerationism and Capitalism»).

Ольга Алиева, выпускающий редактор номера